Богослужение в нашей русской Церкви, с самого начала принятия христианства почти до наших дней, находилось в постоянной зависимости от богослужения церквей христианского востока вообще и Церкви византийской греческой в частности. Особенно живая и постоянная связь нашей Церкви держалась с византийскою Церковью, от которой мы приняли христианство, первых архипастырей, богослужебные книги и вообще просвещение. Правда, были времена, когда связь эта несколько ослабевала, и влияние Византии на Русь во всех сферах нашей политическо-религиозной жизни как бы прекращалось, но проходили неблагоприятные обстоятельства и духовная юная дщерь с радостью простирала руки к своей матери – Церкви византийской. В силу этого во внутреннем строе и жизни русской Церкви происходили и почти одновременно одни и те же перемены, одни и те же явления, какие мы видим в Церкви византийской.

Снабдив русскую Церковь, при самом начале ее существования, богослужебными книгами и полным выработавшимся ритуалом православного христианского богослужения, византийская Церковь продолжала идти в развитии своего богослужения дальше, создавала новые чины и последования, или в старые вносила новые обрядовые особенности, которых не было в богослужебной практике дотоле, заменяла одни церковные уставы другими и т.д. и т.д. Русская Церковь в лице своего представителя митрополита Киевского, в большинстве случаев природного грека или, по крайней мере, поставленного с согласия Константинопольского патриарха, зорко следила за всеми этими переменами, чутко прислушивалась к голосу своей матери и старалась эти выработанные формы пересадить целиком на русскую почву, ввести в свою богослужебную практику те же чины и последования. Отсюда произошло разнообразие в списках одних и тех же чинопоследований, какое мы видим в богослужебных памятниках славяно-русской письменности от XII века почти до XVIII столетия. Все попытки лучших архипастырей своего времени, как напр., митрополитов Киприана, Фотия и Макария разрешались ничем, приводили к результатам совершенно обратным. Вместо того, чтобы уничтожить в богослужении разнообразие богослужебной практики, эти лица изданием и переводом богослужебных чинов в новейших редакциях, с особенностями, дотоле неизвестными в нашей богослужебной практике, увеличивали количество списков богослужебных чинопоследований и вносили новые особенности в практику1. Только во второй половине XVII столетия, благодаря энергии, настойчивости и решительным мерам знаменитого Московского патриарха Никона удалось, наконец, положить предел дальнейшим наслоениям в нашей богослужебной практике, ввести в нее желаемое однообразие и установить определенный строй и чин. Попытка эта имела успех, благодаря содействию в этом случае знаменитого большого Московского собора 1666–67 годов, но она вместе с тем вызвала с роковою необходимостью два в одинаковой мере нежелательные исторические явления, так называемый, русский раскол и отделение русской Церкви от византийской в сфере богослужебного влияния.

Как известно, появление нового Служебника, исправленного патриархом Никоном по венецианским изданиям греческого Евхология и одобренного на большом Московском соборе восточными патриархами и митрополитами, вызвало со стороны приверженцев «старого обряда», старых богослужебных книг, резкий протест и нежелание принимать новый Служебник в церковную практику. Протест этот перешел в открытое возмущение против церковной и гражданской властей, породил внутреннюю политически-религиозную неурядицу, подавить которую потребовалось неимоверных усилий и даже кровавых жертв. Этого мало. Часть русских людей и довольно многочисленная, отделилась совершенно от господствующей Церкви и образовала из себя «последователей старого обряда» или раскольников, которые, хотя и не в такой мере, как прежде, но остаются и доселе протестантами против нынешнего строя церковного и церковно-богослужебных порядков. Это печальное в истории нашей явление, хотя и не остановило начатого книжного исправления, продолжавшегося до самого конца XVII столетия в Москве, а в южной Руси даже и через все XVIII столетие, но раз и навсегда заставило духовное правительство отказаться от подобного рода решительных переустройств в области нашего богослужения, нового книжного исправления, с тем чтобы не возбуждать волнений и новых протестов в среде невежественных народных масс, готовых из-за буквы йоты идти в огонь на костер. Русская Церковь в силу этого с конца XVII-го столетия до настоящего времени остается при тех же самых богослужебных книгах, какие получила из рук патриарха Никона и его ближайших преемников.

Между теми богослужебная практика византийской Церкви продолжала идти в своем развитии дальше, успела выработать новые богослужебные особенности, некоторые новые чины, целые службы в честь святых, празднуемых и в русской Церкви, и даже создала новый Типикон для приходских церквей, отделив эти последние от монастырей, имеющих свои уставы, свои порядки, предоставив этим последним пользоваться своими Типиконами и держаться обычаев, выработанных условиями самих обителей и историческими причинами, воздействовавшими и на мирную отшельническую жизнь подвижников св. Афонской горы, Синайской и других мест. Поэтому в настоящее время внимательный наблюдатель, интересующийся состоянием богослужений на востоке, может видеть одни обычаи и порядки в киновиях, штатных монастырях, скитах и келлиях св. Афонской горы и другие в церквах приходских Константинополя, Афин, Солуни и других городов. Для тех и других обычаев и порядков в области богослужения есть важные и вполне уважительные причины и основания, оправдываемые и содержимыми этими церквами и монастырями Уставами и условиями данного места и времени. Такая разность богослужебной практики на востоке никого не удивляет, никого не соблазняет, а напротив всем кажется естественною и вполне понятною, потому что, как выражается нынешний болгарский Типикон, «во иных бо обстоятельствах имут совершати молитву сущие в мире и отраде и благосостоянии, во иных сущие в весех и градех, а во иных сущие в пустынях и в путешествиях и в войне, во иных в священных обителех живущие, а во иных иже в отшельничестве и молчальничестве ангельски подвизающиеся»2. Лучшие представители строгих Афонских обителей, как нам приходилось не раз говорить с ними, оправдывают даже те сокращения и отступления в нынешней богослужебной практике, которые мы видели нередко в Константинопольских церквах и которые не оправдываются ныне действующим церковным Уставом.

По видимому, в иных условиях находится современная богослужебная практика русской Церкви. Получив свой нынешний Типикон в 1682 году, исправленный и дополненный потом в 1695 году окончательно, она неизменно регулируется этим Уставом. Строгие русские монастыри, лавры и скиты, соборные кафедральные храмы и глухих деревушек церкви не знают другого Устава, кроме «Типикона, сиречь изображения церковного последования в Иерусалиме святые лавры преподобного и богоносного отца нашего Саввы. Тожде последование бывает и в прочих в Иерусалиме честных обителех: подобне и в прочих святых Божиих церквах»3. Судя по этому, можно было бы думать, что наша богослужебная практика в своем развитии остановилась, застыла в выработанных у нас формах еще в XVII столетии и никаким новым осложнениям или влияниям совне не подвергается. Между тем на самом деле не так. Связь с византийскою восточною Церковью, разорванная de jure, на самом деле продолжает неослабно держаться и до настоящего времени, и русская Церковь, негласно принимает живое участие в поступательном движении богослужебной практики византийской Церкви. Это участие выражается в воздействии практики восточно-византийской Церкви на русскую с одной стороны и в принятии последней в свою богослужебную практику обрядов, обычаев и служб выработанных на востоке в позднейшее время с другой. Правда, многие об этом воздействии или о связи современной нашей богослужебной практики с восточной и не подозревают, считая существующие ныне обычаи в ней за неписанное предание старины глубокой, но кто изучал, или, по крайней мере, внимательно прислушивался к богослужебной практике восточных церквей нашего времени и хотя мельком заглянул в богослужебные нынешние книги их, тот не может отрицать этой живой, исторически сложившейся связи, разорвать которую было бы величайшей несправедливостью и грубым насилием.

Принятые с востока богослужебные обряды и обычаи, входя в современную нашу богослужебную практику, как мы сказали, прочно заседают в ней и иногда производят некоторого рода разлад с обычаями и обрядами, содержащимися в наших современных богослужебных книгах, ставят в недоумение наших пастырей, особенно молодых и вызывают к разрешению этих недоумений наших архипастырей. Чтобы не ходить далеко за примерами, укажем на множество обычаев в современной богослужебной практике в Страстной седмице. Всем хорошо известны трогательный и умилительный обряд выноса Плащаницы на вечерни в Великую пятницу, обнесение ее кругом храма на утрени в субботу, чтение на разных языках Евангелия на литургии Пасхи и другие обычаи; а между тем все эти обряды и обычаи в наших современных богослужебных книгах не содержатся, перешли к нам из современной греческой практики4 и совершаются у нас не всегда и не везде одинаково5. Совершаясь из года в год, многие из этих обрядов и обычаев еще не производят особенных осложнений в нашей современной богослужебной практике, но те из них, которые повторяются чрез десятки лет, те, без всякого сомнения, не могут не вызывать на вопросы и недоумения. Таков, например, обычай выносить Плащаницу в Великую пятницу, если в этот день случится праздник Благовещения. Первый обычай, принятый, как мы сказали с востока, в соединении со вторым не имеет места в современной практике греческой Церкви6, но у нас он существует как необходимость в виду того, что в современном нам Типиконе имеется на подобный случай особая, так называемая, Марковая глава, и подобное стечение служб является делом возможным7. Поэтому, что в первом случае, когда вынос Плащаницы совершается на вечерни в обыкновенную Великую пятницу, является делом простым и естественным и не возбуждает никаких недоумений, то во втором, когда вынос совершается в пятницу Благовещенскую, когда вечерня соединяется с литургией, когда, наконец, самый момент, на который практика и Устав великой Церкви указывают вынос Плащаницы, оставляется нашим Уставом, т.е. стихиры на стиховне, тропарь «Благообразный Иосиф» после «Ныне отпущаеши» и Трисвятого не поются8, являются сами собой вопросы: как же совершать этот вынос Плащаницы и в какое время? Решение этих вопросов создало целую литературу9, породило несколько самых разноречивых распоряжений епархиальной власти10, сделало известным несколько практик относительно настоящего случая и вызвало появление в свет специального указа Правительствующего Синода 1855 года11, который почему-то имеет малое значение в деле урегулирования нашей практики относительно данного случая12. Указанные нами примеры ясно говорят за то, что богослужебную практику нельзя остановить в своем развитии, отлить в раз навсегда определенно выработанные формы, потому что практика находится в полной зависимости относительно своего развития от развития и жизни самой Церкви или общества людей ее составляющих, потребностям которого эта практика служит. Развиваясь и осложняясь в своем постепенном течении, наша практика, по издавна установившейся связи русской Церкви с Церковью восточной, заимствовала и заимствует оттуда и доселе готовые выработанные формы, обряды и обычаи, и свои собственные местные обычаи и обряды оценивает большою частью, как по масштабу, согласием или сходством их с практикой Церкви греческой. Если присмотримся внимательно к официальным распоряжениям нашего Святейшего Синода и епархиальных архиереев относительно нашей богослужебной практики, то мы здесь увидим то же самое, т.е. с одной стороны отзывчивость нашей богослужебной практики, вопреки мертвой букве наших современных богослужебных книг, на нужды и потребности данного времени, а с другой большею частью негласное указание на зависимость новых богослужебных обрядов и обычаев от восточной греческой практики. В силу этого можно наблюдать весьма характерное и любопытное явление в нашей современной церковной жизни, а именно то, что наша богослужебная практика иногда стоит вне всякой зависимости от наших современных богослужебных книг, и регулятор нашего богослужения – церковный Типикон (Устав) в подобных случаях не только но оказывает своего авторитетного влияния на нее, а напротив, сам становится в полную зависимость от богослужебной практики и как бы совершенно стушевывается перед нею, порождая вышеуказанные затруднения и вызывая недоумения со стороны наших пастырей и даже архипастырей. В виду всего нами изложенного мы находим не только интересным, но и весьма полезным и важным для наших пастырей, как людей более всего заинтересованных в вопросах современной богослужебной практики, за что говорят и многочисленные вопросы, предлагаемые редакции журнала «Руководство для сельских пастырей» со стороны их по вопросам этой практики, познакомить их с состоянием богослужения на Афоне и в Константинополе, как представителях богослужебной практики в приходских церквах и в строгих подвижнических монастырях и скитах. Собранные нами сведения и заметки о богослужении церквей восточных и изложенные нами в известной системе дадут нашим пастырям возможность уяснить себе состояние современного богослужения на востоке и его отношение к нашему современному богослужению, неожиданно для них самих просто и категорически объяснят и решат многие интересующие их вопросы из нашей современной богослужебной практики и, наконец, дадут ответ многим из русских людей, неоднократно предлагавшим и нам, лично вопрос: почему или каким образом в русских обителях Афона богослужение продолжается «в непрерывном порядке» до семнадцати часов13, когда эти обители руководятся Типиконом, напечатанным в Москве.

Сведения и замечания, касающиеся богослужения современного христианского востока, добыты нами отчасти путем нашего личного наблюдения и изучения его, во время поездки нашей на восток в минувшее лето, отчасти путем бесед и расспросов об особенностях этой практики у людей заинтересованных этими особенностями на самом востоке14, а отчасти, наконец, путем нашего знакомства с современными богослужебными книгами, употребляемыми в практике Константинополя и Афона и сделавшимися нам известными большей частью тоже во время этого путешествия. Конечно, мы не будем вдаваться во все тонкости разностей восточного богослужения от нашего, так как это потребовало бы и много времени и немало труда с нашей стороны, да и не имело бы практического значения для наших читателей, что мы имеем в виду главным образом, а сообщим лишь интереснейшие и важнейшие особенности, которыми восточное богослужение отличается от нашего современного. Но прежде чем мы приступим к самому изложению особенностей богослужебной практики Афона и Константинополя считаем настоятельно необходимым сказать несколько слов о современных уставах или типиконах, которыми руководятся та и другая практика, объяснить их происхождение, историческую судьбу и сделать сжатую характеристику того и другого Типикона по тем данным, которыми мы располагаем в настоящее время. Прибавим к этому краткие сведения о современном греческом Евхологие, как руководящей книге пастырей во время богослужения и дополняющей порядок служб, находящихся в Типиконе, и об устройстве храмов на Афоне и в Константинополе ныне, чтобы самые особенности современной богослужебной практики востока были для нас более удобопонятны и осмысленны.

* * *

1

Об этом подробнее см. в нашей статье: „Кто виноват?“ Руков. для сельск. паст. № 49 и № 50 за 1885 г.

2

Типик. церковный по чину Христовы великия Церкви, собран. Константином Протопс. велик. церкв., перев. с греческого и приспособлен к славянск. книгам Неофитом иером. Рыльским, учит. богословск. Халк. школы, изд. Г. К. Протопсалт. Констант. 1860 г., стр. 4.

3

Типик. Изд. Киев. 1824 г.

4

Типик. ркп., хранящийся в храме Иверского Афонского монастыря, списанный в 1878 г. архимандритами этого монастыря Иларионом и Афанасием с Дионисиатского Устава 1624 года, глав. 44, стр. 101; τυπικον εκκλησιαστ. εν Αυην. 1885 г., стр. 210.

5

См. наши статьи: «Вынос Плащаницы на вечерне в Великий пяток», «Вынос Плащаницы и Евангелия на утрени в Великую субботу и хождение с ними кругом храма», «Чтение Евангелия в первый день Пасхи на разных языках и обряды сопровождающие это чтение». Руков. для сельск. паст. 1885 г. №№ 9, 10, 13.

6

ΕΙ τυχοι ο ευαγγελισμος τη αγια και μεγαλη παρασκευη η τψ μεγαλψ σαββατψ, говорит Типикон великой Церкви, μετατιυεται και ψαλλεται την ιδιαν ημεραν του παςχα, т.е. если случится Благовещение во святую и великую пятницу или великую субботу, то служба празднику оставляется и поется в самый день Пасхи. В примечании даже объясняет Типикон и причины подобного перенесения (Τυπικ. εκκλησ. 1885 ετ. εν. Αυην. σελ. 131 σημ. α). Что же касается афонской практики, то там не бывает подобного перенесения праздника Благовещения на Пасху, но и не существует, как увидим впоследствии, тех затруднений, которые встречаются в нашей практике (Τυπικ . ркп. 1878 г. Иверск. Монаст., стр. 130).

7

Типик. 1824 г. Киев. изд. л. 244.

8

Ibid. л. 245.

9

Литов. епарх. вед. 1877 г. № 9; Изв. по Казан. епарх. 1877 г. № 1, № 3; Моск. епарх. вед. 1870 г. № 14; Астр. епарх. вед. 1877 г. № 10; Ярослав. епарх. вед. 1877 г. № 2; Тавр. епарх. вед. 1877 г. № 4; Мин. епарх. вед. 1877 г. № 2; Рязан. епарх. вед. 1877 г. № 14; Харьков. епарх. вед. 1877 г. стр. 168; Смол. епарх. вед. 1877 г. № 4; Самар. епарх. вед. 1877 г. № 5; Тамб. епарх. вед. 1877 г. № 5; Тульск. епарх. вед. 1877 г. № 4.

10

См. нашу статью «Вынос Плащаницы на вечерне в Великий пяток» Руков. для сельск. паст. 1885 г. № 9, стр. 252–259.

11

Никольск. свящ. Пособ. к научен. Устава богосл. Прав. Церкви. Спб. 1874 г., изд. 3-е, стр. 604.

12

См. цитату из епархиальных ведомостей разных епархий.

13

Русск. мон. св. великомуч. Пантелеймона на св. горе Афонской, изд. 7-е, Москва, 1886 г., стр. 115.

14

В этом случае нам неоцененную услугу оказал иеромонах Русского Афонского Пантелеймоновского монастыря о. Мина, человек весьма заинтересованный подобными вопросами и даже для памяти ведущий у себя записи особенностям богослужебной практики в своем монастыре. При содействии глубокочтимого библиотекаря Руссиковского монастыря о. Матвея, о. Мина для нас сделал выдержки из своих записей относительно тех дней годичного богослужения, которые не могли быть предметом нашего личного наблюдения. В настоящем случае мы считаем приятным для себя долгом засвидетельствовать упомянутым отцам незабвенной Афонской обители глубокую благодарность.